Казинвестбанк как зеркало надзорного процесса

Независимый экономист Александр Юрин проанализировал ситуацию с отзывом лицензии у Казинвестбанка (КИБ), передает LS.

В опубликованном вчера послании главы государства говорилось о том, что "нужна "перезагрузка" финансового сектора страны". Очевидно, что подобный месседж, вложенный в послание Нурсултана Назарбаева, подтолкнет Национальный банк к активным действиям, связанным с реформированием казахстанской финансовой системы. Более того, активные действия, судя по всему, уже начались в конце прошлого года, когда была отозвана лицензия на проведение банковских и иных операций и деятельности на рынке ценных бумаг у КИБ. Банков в Казахстане не так уж и много, поэтому отзыв лицензии у одного из них является далеко не рядовым событием. С другой стороны, ситуация с КИБом заслуживает отдельного внимания в свете того, что в апреле прошлого года на депозите в КИБе были размещены пенсионные активы на сумму 3 млрд тенге. 

К сожалению, официальной информации по поводу произошедшего с КИБом очень мало – по большому счету, она ограничивается вышедшим 27 декабря 2016 года пресс-релизом регулятора, а также размещенным на следующий день на сайте регулятора комментарием одного из его зампредов. На мой взгляд, более интересным в данном случае является "комментарий зампреда", так как он не только проясняет точку зрения регулятора по поводу ситуации, сложившейся в банке, но и позволяет сделать определенные выводы о подходах регулятора к осуществлению своих надзорных и регуляторных функций.

Более того, ситуация, сложившаяся вокруг КИБа в конце прошлого года, дает возможность сделать некоторые предположения о том, к каким методам будет склоняться регулятор при "перезарузке" финансовой системы. С этой целью попробуем систематизировать претензии Национального банка к КИБу, сформулированные в рамках этого комментария, и разобраться в сути этих претензий, отталкиваясь только от информации из официальных источников.

А. Претензии к системе управления рисками. В "комментарии зампреда" указывается несколько причин отзыва у КИБа лицензии на проведение банковских и иных операций и деятельности на рынке ценных бумаг, однако (дословно) "в первую очередь, это слабые внутренние политика и процедуры по оценке и управлению рисками при кредитовании". К сожалению, Национальный банк так и не конкретизировал, что именно он подразумевает под "слабыми внутренней политикой и процедурами по оценке и управлению рисками" и какие именно положения регуляторных требований по управлению рисками были нарушены банком.

На сайте регулятора можно найти текст его постановления от 26 февраля 2014 года №29 "Об утверждении Правил формирования системы управления рисками и внутреннего контроля для банков второго уровня" (далее по тексту – постановление № 29), положения которого, как явствует из названия, содержат требования к системе управления рисками в банках. Как ни странно, текст этого постановления не содержит каких-либо требований либо рекомендаций, связанных с методологией управления рисками, однако в нем приведен перечень из нескольких сот (!) разнообразных внутренних документов, которые сотрудники банков должны готовить и пересылать друг другу с различной периодичностью. По большому счету, все требования Национального банка к организации системы управления рисками сводятся к обязанности сотрудников банков готовить и перемещать по банку вагоны внутренней документации, причем практический смысл подготовки многих из этих документов остается загадкой. Соответственно, нарушить требования постановления №29 возможно либо вследствие отсутствия каких-либо из перечисленных в нем документов, либо путем нарушения требований к обращению этих документов внутри банка.

В то же время качественная подготовка всех перечисленных в постановлении №29 документов, когда заголовок каждого документа соответствует его содержанию, а содержание документа имеет какую-то аналитическую либо информационную ценность, требует от банков отвлечения на этот процесс колоссального объема трудовых ресурсов. В силу этой причины возникает сомнение в том, что все казахстанские банки полностью выполняют требования упомянутых "правил формирования системы управления рисками", и для нас не стало бы большим сюрпризом, если бы вдруг обнаружилось, что эти требования вообще не выполняются в полном объеме ни одним из них. На наш взгляд, полное выполнение всех требований постановления № 29 небольшими банками вообще невозможно по причине небольшой численности персонала, который для выполнения "минимальных требований" к системе управления рисками – именно так в тексте постановления № 29 характеризуется перечь документов, изложенный на более чем полутора сотнях страниц в формате MSWord – должен по сути отказаться от выполнения своих непосредственных обязанностей. С другой стороны, не вполне ясно, каким образом справляются с проверкой всех этих документов сотрудники надзорного подразделения самого Национального банка, и не ограничивается ли в большинстве случаев проверка банальной сверкой названий документов банка на предмет их соответствия названиям, указанным в приложении №2 к постановлению №29.

В целом же, с учетом содержания постановления №29 нам кажется довольно странным то, что в доступной онлайн на сайте Национального банка базе данных по примененным мерам воздействия и санкциям довольно редко упоминаются нарушения банков, связанные невыполнением нормативных требований по организации системы управления рисками. При этом невольно закрадывается подозрение, что проверки банков на предмет выполнения ими нормативных требований к системе управления рисками носят избирательный характер.

Сами по себе требования действующих "Правил формирования системы управления рисками", на наш взгляд, вряд ли могут существенно ограничить объем рисков, принимаемых на себя банками в процессе своей основной деятельности, либо снизить количество злоупотреблений в банках. Однако они могут служить очень эффективным инструментом избирательного давления на банки, так как при желании и должной сноровке регулятор может обнаружить нарушение требований постановления № 29 фактически у любого банка – вопрос в том, что он будет считать серьезным нарушением, а что – нет.

Наконец, стоит отметить тот факт, что упомянутой онлайн-базе регулятора по мерам воздействия наименование КИБа упоминается в связи с невыполнением требований к системе управления рисками только один раз: 4 мая 2015 года банку было направлено письмо-обязательство в связи с невыполнением им требований постановления №29, однако уже 12 мая 2015 году банк отчитался об устранении этих нарушений. То есть указанная регулятором проблема имела место более чем за полтора года до отзыва лицензии, и, согласно размещенной на сайте регулятора информации, банк тогда устранил все нарушения в течение недели.

Б. Претензии к качеству активов. КИБу вменяется в вину то, что "залоги в основном представлены не реальными активами, а деньгами и имуществом, поступающими в будущем. Доля таких займов в портфеле данного банка составляет более 80%". С одной стороны, вполне понятно, что такие виды обеспечения, как будущие потоки, права требования и т.п. несут в себе повышенные кредитные риски. С другой стороны, нам неизвестно о каких-либо прямых законодательных либо регуляторных запретах или ограничениях на выдачу подобных займов.

Далее регулятор сообщает, что "одновременно по 50% займов наблюдаются факты предоставления льготных условий заемщикам, как в виде предоставления льготного периода по погашению займа, так и массовых пролонгаций сроков погашения". Действительно, банки могут скрывать просрочки по займам через проведение их реструктуризации, однако реструктуризация займа сама по себе не может однозначно свидетельствовать о том, что банк скрывает его плохое качество. Более того, в рамках действующей в настоящее время регуляторной базы имеются пробелы, связанные с отражением в отчетности банков рисков, присущих реструктурированным или же так называемым "замещающим" займам, которые выдаются в рамках рефинансирования займов с просрочками платежей. Поэтому обвинять банк в "предоставлении льготного периода по погашению займа" или "пролонгации сроков погашения" без наличия четко сформулированных регуляторных требований, которые позволяли бы выявлять факты реструктуризации займов с целью сокрытия их качества и обязывали бы банки отражать присущие подобным займам в отчетности, является, как минимум, некорректным.

Заканчивается перечисление "кредитных злодеяний" КИБа довольно расплывчатым сообщением о том, что "недостатки во внутренних процедурах по управлению кредитными рисками позволяли кредитовать заемщиков, имеющих неустойчивое финансовое состояние, например, отрицательный собственный капитал, высокий размер накопленных убытков, заемщиков с доходами и масштабами ведения бизнеса, несоразмерными суммам выдаваемых кредитов". Как и во всех предыдущих случаях, Национальный банк воздерживается от конкретизации обнаруженных "недостатков во внутренних процедурах", при этом в силу расплывчатости формулировки, содержащейся в "комментарии зампреда", остается абсолютной загадкой, имела ли место выдача кредитов подобным заемщикам или же регулятор просто посчитал ее возможной. С другой стороны, предъявление претензий регулятора по поводу выдачи займов таким заемщикам будет корректным только в том случае, если этот вопрос урегулирован в правовом поле путем включения соответствующих норм в законы или подзаконные акты Национального банка. Стоит также отметить, что формулировки из "комментария зампреда" в данном случае вполне могут подразумевать рефинансирование проблемных займов ("отрицательный собственный капитал, высокий размер накопленных убытков"). Проблема в том, что, судя по материалам и нормативно-правовым актам самого Национального банка, а также формам статистической и регуляторной отчетности коммерческих банков, сам регулятор ориентируется только на один показатель, характеризующий качество займа, – наличие просроченной задолженности. С учетом такого подхода, практикуемого самим Национальным банком, КИБ вполне мог бы охарактеризовать выдачу таких займов как часть мер по предупреждению снижения качества кредитного портфеля.

По-видимому, руководствуясь описанными выше "кредитными злодеяниями", регулятор делает вывод, что "по минимальным оценкам, основанным на результатах выборочного анализа займов, которые составили более половины ссудного портфеля банка, потенциальные убытки по доформированию провизий (резервов) составляют более 30 млрд тенге, единовременное признание которых приведет к возникновению отрицательного капитала в размере 20,6 млрд тенге". Здесь у нас возникает два вопроса, первый из которых связан обоснованностью оценок размера провизий, которые указывает Национальный банк. Регулятор не посчитал нужным указать, на какие положения МСФО или своих собственных нормативно-правовых актов он ориентировался, когда рассчитывал размер дополнительных провизий, которые, по его мнению, должны были быть сформированы банком. Многие положения стандартов МСФО, затрагивающие вопросы формирования оценочного резерва (то есть, тех самых провизий), являются довольно расплывчатыми и предполагают использование профессиональных суждений специалистов, непосредственно ведущих учет; нормативные требования Национального банка, связанные с начислением провизий банками[1], в свою очередь, никак не ограничивают эти профессиональные суждения.  Таким образом, вопрос необходимости начисления КИБом дополнительных провизий, скорее всего, сводился к выяснению того, чье профессиональное мнение – бухгалтерии КИБа или надзорного подразделения Национального банка – является "более профессиональным".

С другой стороны, в соответствии с действующими регуляторными требованиями самого Национального банка, методика расчета провизий, применяемая в банке, должна разрабатываться самими банком, после чего она должна быть одобрена регулятором.  

И с учетом того, что Национальный банк не дает никаких правовых обоснований своей позиции даже с точки зрения собственной регуляторной базы, она в данном случае выглядит отнюдь не бесспорной и единственно верной, в связи с чем возникают закономерные сомнения в правомерности претензий регулятора.

Второй вопрос в данном случае связан с техникой арифметического расчета суммы отрицательного капитала, который, по мнению Национального банка, должен был образоваться в случае доформирования провизий. В размещенной на сайте Казахстанской фондовой биржи финансовой отчетности КИБа следует, что собственный капитал банка на 30 декабря прошлого года составил около 17,4 млрд тенге, и с учетом этого обстоятельства нам интересно было бы ознакомиться с расчетами, согласно которым у банка мог бы сформироваться отрицательный капитал в размере 20,6 млрд тенге при начислении провизий в объеме 30 млрд тенге. Впрочем, вопрос начисления провизий казахстанскими банками сам по себе является довольно интересным и в одной из следующих публикаций мы постараемся разобрать его более подробно.

В. Факты неисполнения банком платежных поручений своих клиентов. В вышедшем 27 декабря 2016 года пресс-релизе регулятора по поводу лишения КИБа лицензии на проведение банковских операций была указана только одна причина, и ей стало "систематическое (три и более раза в течение двенадцати последовательных календарных месяцев) ненадлежащее исполнение договорных обязательств по платежным и переводным операциям" (основание для отзыва лицензии, предусмотренное подпунктом в) пункта 1 статьи 48 Закона "О банках и банковской деятельности в РК" от 31 августа 1995 года (далее по тексту – Закон о банках)). В "комментарии зампреда", вышедшем днем позже, указывалось, что "банком были допущены факты неисполнения платежей с 14 декабря 2016 года" и "не исполнено более 50 платежных документов на сумму свыше 230 млн тенге". К сожалению, в обоих случаях Национальный банк так и не объяснил, что именно послужило причиной невыполнения платежных поручений клиентов банка, и тем самым он оставил любому стороннему наблюдателю, не имеющему доступа к инсайдерской информации, право на выдвижение различных предположений и гипотез. 

Примечательным в этой ситуации является то, что все факты неисполнения платежных поручений имели место после того, как в конце октября прошлого года регулятор приостановил лицензию КИБа на прием депозитов и открытие счетов физических лиц. Факт приостановления лицензии, который довольно активно освещался в СМИ, сам по себе являлся шоком для банка и вполне мог привести к "бегству вкладчиков", причем не только физических лиц. При этом одним из депутатов Мажилиса был публично озвучен вопрос Национальному банку, связанный с непроверенной информацией о выводе из банка 180 млрд тенге.

Отчетность банка, размещенная на сайте Казахстанской фондовой биржи, свидетельствует о сокращении валюты баланса банка с 326,5 млрд тенге на конец 3-го квартала до 156,5 млрд тенге в конце года. При этом объем срочных вкладов других банков снизился с 227,7 до 183,3 млрд тенге, а совокупный объем обязательств перед клиентами – с 242,5 до 68,6 млрд тенге(!). Пояснения в данном случае нам кажутся излишними – остается только понять, насколько вывод средств клиентами банка был обусловлен предшествовавшим ему приостановлением лицензии на прием депозитов физических лиц. На наш взгляд, в этой ситуации Национальный банк в своих официальных комментариях обязан был, как минимум, привести очень убедительные аргументы в пользу того, что невыполнение КИБом платежных поручений клиентов не было полностью или частично обусловлено действиями самого регулятора.

* * * * *

Не так давно на портале LS было опубликовано интервью заместителя председателя Национального банка, посвященное сложившейся вокруг КИБа ситуации, где он сообщил, что "проблема возникла не сейчас" и что "она копилась на протяжении трех лет". Однако, судя по информации избазы данных по примененным мерам воздействия и санкциям, размещенной на сайте Национального банка,КИБ не являлся рекордсменом банковской системы по количеству нарушений требований законодательства. С дугой стороны, банк не нарушал пруденциальные нормативы, в свете чего вполне логично возникают определенные сомнения в эффективности используемых в Казахстане механизмов банковского регулирования и надзора.

Автор данного материала отнюдь не стремится выступить "адвокатом" КИБа, и далеко не уверен в том, что ситуация в банке была идеальной. Напротив, с учетом огромного количества "тревожных звонков", в целом свидетельствующих о растущих масштабах проблем в казахстанском банковском секторе, очень высока вероятность того, что банк принял на себя значительный объем кредитных рисков. В то же время очень похоже, что имеющиеся пробелы в регуляторной базе попросту не позволили Национальному банку внятно сформулировать и юридически обосновать свои претензии к КИБу по поводу качества его кредитного портфеля. Мы также не склонны объяснять "злым умыслом" размещение на депозите в КИБе пенсионных активов на сумму в 3 млрд тенге в апреле прошлого года в рамках пакета мер по поддержке экономики. Вполне вероятно, что Национальный банк попросту не смог найти в рамках действующей регуляторной базы юридически приемлемое обоснование для отказа от размещения пенсионных средств в КИБе.

В целом же ситуация выглядит таким образом, будто Национальный банк вполне осознавал ситуацию в КИБе и принял решение об отзыве лицензии уже довольно давно, однако формальный повод для этого, не противоречащий законодательству, появился у регулятора только в конце декабря. Косвенно это предположение подтверждается комментарием представителя Национального банка, данным им во время упомянутого нами чуть выше интервью: "…Нацбанк увидел, что масштаб проблем в Казинвестбанке существенный. Возможностей по исправлению ситуации, в том числе по поддержанию достаточности капитализации было недостаточно. Как вы знаете, были приостановлены и отложены некоторые платежи. Соответственно, с учетом этих факторов было принято решение сначала приостановить лицензию, а потом отозвать ее". Формальным поводом для отзыва лицензии стало "систематическое… ненадлежащее исполнение договорных обязательств по платежным и переводным операциям" в период с 14 по 26 декабря прошлого года, причем невыполнение банком платежных поручений своих клиентов с учетом масштабов снижения обязательств банка перед клиентами в 4-м квартале вряд ли можно объяснить "слабыми внутренней политикой и процедурами по оценке и управлению рисками при кредитовании". В то же время в декабре прошлого года Национальный банк предоставил одному из крупнейших казахстанских банков кредит в размере 400,8 млрд тенге – эта сумма превышает максимальный размер совокупных активов КИБа в 2016 году. В соответствующем пресс-релизе Национальный банк сообщил, что "заем предоставлен в целях обеспечения дополнительного запаса ликвидности для исполнения обязательств перед клиентами банка", при этом по состоянию на 1 января текущего года у этого банка было отмечено нарушение пруденциальных нормативов. То есть получается, что клиенты и вкладчики одних банков имеют преимущества перед клиентами и вкладчиками других в части защиты собственных прав и интересов?

Национальный банк не дает нам возможности сравнить ситуацию в КИБе с ситуацией в других банках, с связи с чем невольно возникает мысль о том, что регулятор уделял КИБу значительно больше внимания, чем другим представителям казахстанской банковской системы. На наш взгляд, регулятор должен был привести сравнение ситуации в КИБе с ситуацией во всей банковской системе, чтобы исключить подозрения в избирательном подходе при осуществлении банковского надзора. Именно в силу сомнений в том, что действия Национального банка в случае с отзывом лицензии у КИБа не носили избирательного характера, мы не склонны однозначно считать, что действия регулятора в данном случае были направлены на санацию банковского сектора и/или защиту прав клиентов банка.

Наконец, регулятор дает негативную характеристику системе риск-менеджмента банка без указания конкретных положений законодательства, которым эта система не соответствует. Невольно возникает риторический вопрос об уместности таких оценок в свете того, что в конце прошлого года мы все стали свидетелями криминального скандала, связанного с выводом 5 млрд тенге из ЕНПФ. Эти события были во многом обусловлены неэффективностью риск-менеджмента и системы внутреннего контроля ЕНПФ, который в настоящее время подконтролен Национальному банку. Впрочем, мы ничего не знаем и подходах к управлению рисками, применяемых в самом Национальном банке. Возможно, руководству Национального банка стоит ознакомить общественность с системой риск-менеджмента, применяемой в нем. Полагаю, что казахстанские финансовые организации могли получить отличный ориентир в виде "эталонного" подхода к управлению рисками, практикуемого регулятором.

Вполне вероятно, что если бы регулятор соизволил конкретизировать суть своих претензий к КИБу и привел бы ясные и исключающие различные интерпретации аргументы в пользу своей позиции по ситуации в КИБе, то это сняло бы ряд вопросов. Однако, в любом случае, регулятор всегда должен обосновывать свои решения таким образом, чтобы не допускать разночтений и малейших сомнений в их юридической обоснованности. Центральный банк не может принимать меры воздействия по отношению к участникам финансового рынка, руководствуясь собственными рассуждениями по поводу неурегулированных на уровне законодательства моментов, даже если эти рассуждения кажутся ему в высшей степени обоснованными.

В целом же непрозрачность банковского надзора и наличие целого ряда моментов, не отраженных в рамках действующей регуляторной базы, вкупе с избирательным подходом при осуществлении надзорных мероприятий могут привести к весьма негативным последствиям. Банки, по сути, являются "политическим бизнесом", в силу чего всегда очень велик соблазн использовать надзорную инфраструктуру как оружие для ведения межклановых войн. Если такое случится в будущем, то это может в конечном итоге привести к плачевным последствиям для всей финансовой системы и экономики в целом. Именно поэтому действующее руководство Национального банка просто обязано реформировать надзорную инфраструктуру таким образом, чтобы сделать ее деятельность максимально прозрачной.