Материал для LS подготовил независимый аналитик Александр Юрин.
В начале июня на сайте Национального банка была опубликована его консолидированная финансовая отчетность за прошлый год, причем, если верить содержанию самого документа, он был подписан еще 18 марта, то есть более чем за два месяца до момента публикации. Впрочем, задержки с размещением официальной информации о деятельности регулятора в последнее время, к сожалению, уже стали довольно частым явлением и не вызывают особого удивления. Необычным в опубликованной отчетности стало то, что независимый аудитор впервые обозначил несогласие с представленной регулятором отчетностью. Если отчеты независимых аудиторов в отношении опубликованной на сайте Национального банка его финансовой отчетности за предыдущие годы были "безусловно положительными", то есть аудиторы подтверждали достоверность представляемой информации, то в отношении отчетности за прошедший год аудитор дал так называемое "модифицированное заключение".
Оговорка аудитора была связана с тем, что, дословно, "Национальный банк оценил некотируемые долевые ценные бумаги, отраженные в сумме 750,000,000 тыс. тенге по состоянию на 31 декабря 2015 года, по себестоимости на том основании, что у Национального банка не было возможности получить надежную оценку их справедливой стоимости". В то же время, по мнению аудитора, "надежная оценка справедливой стоимости могла быть получена, вследствие чего указанные инвестиции должны были быть отражены по справедливой стоимости в соответствии с основными принципами подготовки финансовой отчетности". При этом аудитор, к сожалению, по каким-то причинам не указывает, какие именно ценные бумаги и какие принципы подготовки финансовой отчетности стали в данном случае камнем преткновения.
В своем заключении аудитор подчеркивает тот факт, что оно было подготовлено в соответствии с Международными стандартами аудита (International standards on auditing или ISA), которые в числе прочего, содержат требования к содержанию аудиторского заключения. ISA-705 предполагает, что аудитор должен, если это возможно, привести в своем заключении количественную оценку влияния обстоятельств, которые послужили основанием для модификации заключения, на аудируемую финансовую отчетность. В рассматриваемом нами случае аудитор с уверенностью говорит о возможности "получения справедливой стоимости", т.е. никаких проблем с количественной оценкой влияния выявленных аудитором нарушений у самого аудитора, по логике, возникнуть не должно было. Однако аудитор по каким-то ведомым только ему причинам не приводит никаких количественных оценок степени возможного искажения отчетности.
Столь размытые формулировки в основании для модификации заключения, отраженные в аудиторском отчете, приводят к появлению определенных вопросов к самому аудитору, которые, впрочем, носят скорее уточняющий характер.
* * * * *
Ответ на вопрос о том, какие ценные бумаги стали камнем преткновения между Национальным банком и его аудитором, можно найти на 52 странице отчетности, где сообщается, что "финансовые активы, имеющиеся в наличии для продажи, отражаемые по себестоимости, представляют собой некотируемые обыкновенные акции АО "НК "КазМунайГаз" на сумму 753,110,444 тыс. тенге, справедливую стоимость которых невозможно оценить с достаточной степенью надежности. Для указанной долевой ценной бумаги отсутствует рынок, и в последнее время не осуществлялись сделки, которые могли бы подтвердить справедливую стоимость данных вложений". Действительно, на сайте Казахстанской фондовой биржи указана только номинальная стоимость данных акций, кроме того, в течение последних 52 недель сделок по данным акциям не было. Иными словами, Национальный банк, в отличие от аудитора, приводит довольно весомый и логичный аргумент в защиту своей позиции, связанной с выбором подхода к учету данного финансового инструмента.
В то же время не вполне ясно, каким образом Национальный банк стал обладателем 10% акций КМГ. По состоянию на конец прошлого года совокупная балансовая стоимость финансовых активов, предназначенных (или имеющихся в наличии) для продажи, составила 3 995 млрд тенге, увеличившись с начала 2014 года почти на триллион тенге. На фоне совокупного объема портфеля 750 млрд тенге выглядит довольно существенной суммой, и если бы приобретение данных ценных бумаг было бы осуществлено через прямую покупку, то это должно было бы существенно отразиться на денежных потоках. В то же время в приведенном в документе отчете о движении денежных средств нет никаких указаний на то, что Национальный банк покупал ценные бумаги на столь крупные суммы. Впрочем, в прошлом году в казахстанском сегменте глобальной сети было озвучено довольно много предположений о схемах приобретения акций КМГ Национальным банком, некоторые из которых были на удивление логичны. В то же время приводить эти предположения здесь было не совсем уместным, так как ни одно из них не было официально подтверждено или опровергнуто.
Собственно, основные вопросы к Национальному банку по поводу приобретения им статуса крупного акционера КМГ связаны не столько с учетом ценных бумаг на балансе, сколько с тем, в какой мере подобное приобретение соответствует законодательному мандату Национального банка. И, по-видимому, в консолидированной отчетности регулятора, равно как и в аудиторских заключениях, ответ на этот вопрос искать бесполезно.
* * * * *
Вопрос о том, как Национальный банк приобретал акции КМГ, является лишь одним из множества вопросов, которые возникают при ознакомлении с отчетностью регулятора. Так, например, судя по отчетности, по состоянию на конец прошлого года Национальный банк признавал обязательства по компенсации курсовой разницы, возникшей в связи с обесценением тенге, по тенговым вкладам физических лиц в размере 77,6 млрд тенге. В отчетности, равно как и в иных официальных документах, не поясняется каким образом была сформирована именно эта сумма (а не 87 или, например, 107 млрд тенге) и может ли она поменяться в дальнейшем.
Впрочем, из множества возникающих вопросов можно выделить один, который кажется нам наиболее интересным и интригующим. В консолидированной отчетности НБРК за прошлый год дважды упоминается некая компания, носящая название Tarragon LP. В первый раз мы встречаем ее название на 52 стр., где говорится, что "в целях инвестирования в фонды частного капитала было создано партнерство с ограниченной ответственностью Tarragon LP". На 82 стр. документа упоминается тот факт, что АО "Национальная инвестиционная корпорация" – "дочка" Национального банка, созданная с целью инвестирования золотовалютных активов в некие "альтернативные классы активов", – имеет платежные обязательства перед Tarragon LP в размере 33 млрд тенге. Попытки найти какую-либо информацию об этой компании во всемирной сети не увенчались успехом, если не считать единственного и очень короткого упоминания о компании с аналогичным названием, которая находится под юрисдикцией… Каймановых островов. Собственно, упоминание Tarragon LP и еще нескольких компаний с такими же причудливыми названиями невольно наводит нас на мысль о том, что неплохо было бы разобраться, куда конкретно вложены казахстанские золотовалютные активы и насколько отдельные инструменты, входящие в казахстанские ЗВА, соответствуют критериям МВФ, предъявляемым к золотовалютным резервам центральных банков.
В целом же ситуация, когда при любом упоминании центрального банка либо его дочерних или зависимых организаций возникает огромное количество вопросов, ответы на которые получить невозможно, выглядит несколько ненормально. По логике, деятельность регулятора должна быть максимально прозрачна, а его официальная отчетность должна составляться таким образом, чтобы полностью освещать все аспекты его деятельности и минимизировать количество вопросов у любых заинтересованных лиц. К сожалению, ситуация с информационным освещением деятельности казахстанского регулятора является диаметрально противоположной, что ведет к постоянному возникновению самых разных слухов и домыслов, связанных с его деятельностью.
* * * * *
Как уже было сказано выше, аудитор выразил несогласие с одним обстоятельством, связанными с подготовкой финансовой отчетности Национального банка. В частности, в оговорка в заключении аудитора связана с тем, что с тем что стоимость одного из приобретенных финансовых инструментов не соответствует неким "основными принципами подготовки финансовой отчетности". Исходя из контекста можно предположить, что аудитор в данном случае имеет в виду МСФО, однако Национальный банк, по большому счету, и не обязан им полностью следовать. В соответствии с казахстанским законодательством учетная политика Национального банка должна разрабатываться с учетом норм МСФО, а не в строгом соответствии с ними. С другой стороны, положения МСФО достаточно размыты и в ряде случаев носят рекомендательный, а не директивный характер.
Национальный банк не является коммерческой организацией, в связи с чем оценивать его финансовое состояние по алгоритму, который применяется при анализе финансовой отчетности коммерческих банков, будет не совсем корректным. Так, например, размер прибыли в национальной валюте в случае центральных банков не является объективным показателем успешности деятельности, равно как и убыток не может быть признаком плохого менеджмента. И уж тем более предъявлять к центральному банку требования, которые предъявляются к банкам коммерческим, или же обвинять его в попытках "сыграть" на девальвации национальной валюты и получить спекулятивную прибыль является абсурдным. Например, нелепо выглядят обвинения в том, что регулятор получал убытки от проведения операций своп с банками второго уровня в рамках проведения денежно-кредитной политики.
Финансовая отчетность Национального банка может характеризовать эффективность его функционирования только в контексте его монетарной политики и требований законодательства. В то же время увязать его финансовые показатели с его политикой возможно только в том случае, если его отчетность содержит подробные и детализированные пояснения к каждой статье. Наличие же "ритуального" аудиторского заключения в данном случае не несет какой-либо исключительной нагрузки.
Само по себе проведения "формального" аудита финансовой отчетности на предмет соответствия МСФО не является столь уж необходимой и эффективной мерой. Тем более, как показывает практика, наличие "безусловно положительного" аудиторского заключения не всегда свидетельствует об отражении реального финансового состояния: известно довольно много случаев банкротства компаний, получавших положительные заключения аудиторов.
С учетом этих обстоятельств можно предположить, что проведение проверок государственных контролирующих органов (например, прокуратуры) с последующим предоставлением всем заинтересованным лицам свободного доступа к результатам этих проверок будут гораздо эффективнее внешнего аудита с точки зрения предупреждения нарушений в предоставлении отчетности и других моментов, связанных с предупреждением несоответствия деятельности Национального банка законодательству.
