Специально для LS независимый экономист Александр Юрин подготовил аналитический обзор о роли Казахстана в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС). Первую часть читайте здесь - Влияние масштабов
II. Виновата ли Россия?
В своем нынешнем виде ЕАЭС начал функционировать в не самый благоприятный для себя момент. В июне 2014 года, т.е. почти сразу после заключения договора о его создании, началось масштабное падение мировых цен на углеводороды. Две крупнейшие экономики ЕАЭС – Россия и Казахстан – в значительной степени зависят от экспорта энергоносителей. Снижение цен на нефть в конечном итоге обернулось целым рядом проблем, включая девальвацию рубля и тенге, которые привели к серьезному снижению платежеспособного спроса со стороны населения и других экономических агентов в обеих странах.
В 2014 году, т.е. еще до создания ЕАЭС как такового, объем взаимной торговли пяти стран, вошедших впоследствии в объединение, сложился на уровне $61,2 млрд. Однако уже в следующем, 2015 году он упал на четверть и составил немногим больше $45,6 млрд. В 2016 году падение продолжилось: объем взаимной торговли союза по его итогам составил лишь 70% от значения этого показателя за 2014 г., и лишь в 2017-2018 гг. мы увидели частичное восстановление объемов "внутрисоюзной" торговли, которая составила по итогам прошлого года $57,9 млрд, или 97,6% от объема 2014 г.
По итогам 2018 года только у двух стран-участниц – Армении и России – объем экспорта внутри ЕАЭС превысил значения 2014 года, причем Армения в течение трех последних лет нарастила экспорт в страны-партнеры почти в 2,7(!) раза (с $256 млн в 2015 г. до $689 млн в 2018 г.). Причиной столь резко роста стало, в первую очередь, получение армянскими производителями доступа к российскому рынку: если в 2015 г. экспорт страны в Россию составлял, по данным ЕЭК, всего $245 млн, то по итогам прошлого года он достиг уровня $666,5 млн.
Экспорт Беларуси и Кыргызстана в страны-партнеры начал восстанавливаться уже в 2016 году, однако по результатам прошлого года он достиг лишь 85,9% и 89,2% от значений 2014 года соответственно. В случае с Беларусью темпы восстановления объемов экспорта, по-видимому, в ощутимой степени снизились в результате стимулирования процессов импортозамещения в России, начавшегося в 2014 г. на фоне "санкционных войн".
Кроме того, импортозамещение наряду с ростом цен на энергоносители обусловило, по-видимому, также некоторый рост объема российского экспорта в страны-партнеры: по итогам прошлого года он составил 104,9% от величины 2014 г.
Если взаимная торговля Армении, Беларуси и Казахстана внутри ЕАЭС "завязана" преимущественно на Россию, то в случае с Кыргызстаном значимым торговым партнером является также и Казахстан. Так, по итогам прошлого года на Казахстан пришлось приблизительно 14% от совокупного экспорта Кыргызстана и свыше 40% от его экспорта в страны-партнеры. При этом еще в 2014 г. на Казахстан приходилось в общей сложности 27% от совокупного объема кыргызского экспорта ($508,7 млн из $1,9 млрд), однако в 2015 г. объем поставок кыргызских товаров в Казахстан упал более чем в два раза до уровня $237,6 млн. В 2016-2017 гг. произошло частичное восстановление объема кыргызского экспорта в Казахстан (до уровня $365,7 млн). Однако в прошлом году он опять снизился и составил $247,2 млн. При этом падение объема экспортных поставок из Кыргызстана в Казахстан в значительной мере компенсировалось постоянным ростом экспортных поставок в Россию, которые выросли со $122,3 млн в 2014 г. до $314,1 млн в 2018 г., т.е. примерно в 2,6 раза за четыре года.
Казахстан в данном случае выглядит явным аутсайдером в сравнении с партнерами по ЕАЭС: в 2018 г. его экспорт внутри объединения составил лишь 82,3% от уровня 2014 г. Основным направлением казахстанского экспорта внутри ЕАЭС является Россия: ее удельный вес в казахстанских экспортных поставках в страны-партнеры стабильно составлял 87-89% в 2015-2018 гг. Однако в абсолютном выражении размер казахстанского экспорта в Россию менялся в последние годы довольно сильно: если в 2014 г. он составил $6,4 млрд, то к 2016 г. он снизился до примерно $3,4 млрд, после чего началось восстановление до уровня приблизительно $5,2 млрд в 2018 г.
Таким образом, в отличие от Армении и Кыргызстана Казахстан не смог увеличить свое присутствие на российском рынке (см. график).
В то же время динамика объемов импорта стран-участниц ЕАЭС открывает несколько иную картину. В 2015-2016 гг. все страны ЕАЭС без исключения снизили объемы импорта товаров из стран-партнеров по объединению, и только две из них – Армения и Беларусь – полностью восстановили объемы импортных поставок из стран-партнеров после падения в 2015-2016 гг. (128,5% и 102,1% от уровня 2014 г. соответственно). При этом Армения была единственной страной-участницей союза, нарастившей объемы своего совокупного импорта за период нахождения в союзе.
Казахстан, Кыргызстан и Россия в 2015-2016г. снизили объемы импорта как из стран-партнеров по ЕАЭС, так и из стран за пределами союза. Снижение объемов импорта, по-видимому, было связано преимущественно со снижением совокупного платежеспособного спроса в экономиках. И Казахстан, опять-таки, стал "замыкающим": в 2018 г. объем казахстанского импорта из стран-партнеров составил 88,4%, а совокупного импорта – лишь 78% от уровня 2014 г. С учетом структуры экономик стран ЕАЭС падение объемов импорта можно связать, в первую очередь, со снижением объемов потребления в экономике. В этом свете "замыкающая" позиция Казахстана при сравнении динамики объемов импорта выглядит довольно тревожно (см. график).
Поступательное и неумолимое обесценение тенге, которое мы наблюдаем вот уже больше трех с половиной лет, казахстанские чиновники всех уровней и эксперты разных калибров связывают с негативным влиянием процессов в российской экономике. Действительно, между Казахстаном и Россией имеются довольно серьезные экономические взаимосвязи: на долю "северного соседа" приходится примерно 8,5% казахстанского экспорта и около 40% импорта. Однако экономики Армении, Кыргызстана и Беларуси также довольно тесно связаны с российской, причем в их случае "каналы влияния" не ограничиваются торговлей. Экономика Беларуси в целом очень серьезно интегрирована с российской, Армения в значительной степени зависит от российских инвестиций, а Кыргызстан – от переводов трудовых мигрантов из России.
В то же время валюты стран-участниц ЕАЭС ведут себя по-разному. Самой стабильной валютой на евразийском пространстве является армянский драм – его курс к доллару вырос за 2014-2018 гг. только на 19,3%. Следом идет кыргызский сом, который обесценился за пять лет на 41,8%. Российский рубль обесценился за этот период времени в 2,1 раза, а валюта Беларуси – почти в 2,3 раза. При этом обе страны – и Беларусь, и Россия – активно использовали девальвацию валют для "выправления" своих платежных балансов и бюджетов. Однако лидером ЕАЭС по темпам обесценения национальной валюты стал Казахстан: тенге обесценился за пять лет почти в 2,5 раза. При этом тенге терял в весе не только по отношению к доллару, но и к другим валютам ЕАЭС, в том числе к российскому рублю.
Очертания дневных графиков курсов тенге и российского рубля к доллару во многом сходны: казахстанская валюта очень часто движется в том же направлении, что и российская. Природа зависимости тенге от рубля, которая особенно явно проявлялась в прошлом году, во многом остается загадкой, хотя очень похоже, что эта зависимость имеет во многом искусственный характер. В то же время если вместо сравнения очертаний дневных графиков мы уделим внимание изменению курса тенге по отношению к рублю в более длительном периоде, то увидим, что со временем тенге ощутимо теряет в весе не только к доллару, но и к рублю. Так, если в начале 2014 году за российский рубль давали 4,7 тенге, то концу прошлого года курс вырос до 5,6 тенге, а к настоящему времени он приблизился вплотную к отметке 5,9 тенге за рубль (см. график).
Несколько лет назад в казахстанском информационном мэйнстриме наметилась довольно неоднозначная тенденция: всевозможные эксперты и официальные лица стали объяснять экономические проблемы Казахстана негативным влиянием со стороны России. В этом ключе членство Казахстана в ЕАЭС оценивается скорее негативно, а сам союз воспринимается в лучшем случае как неизбежное зло, с которым нужно смириться. Однако при ближайшем рассмотрении ситуация выглядит далеко не так однозначно.
Снижение мировых цен на энергоносители в 2014-2015 годах крайне негативно повлияло на Россию, которая является крупнейшим рынком в ЕАЭС. Падение платежеспособного спроса в России вследствие девальвации весьма негативно повлияло товарооборот внутри ЕАЭС. Однако уже в конце 2016 года объемы взаимной торговли стран-участниц начали восстанавливаться. Более того, Армения и Кыргызстан, в отличие от Казахстана, сумели серьезно нарастить объемы поставок своей продукции на российский рынок; позиция Беларуси в целом также выглядит довольно стабильно несмотря на то, что страна до сих пор не восстановила полностью объемы торговли внутри зоны евразийской интеграции.
Казахстан, экономика которого "завязана" на экспорт углеводородов даже больше, чем российская, очень тяжело пережил сырьевой шок 2014-2015 гг. Восстановление казахстанского товарооборота со странами-партнерами по ЕАЭС идет самыми медленными темпами, а казахстанская валюта в течение последних пяти лет заняла лидирующую позицию по темпам обесценения среди валют членов ЕАЭС. И это, как минимум, дает нам серьезный повод задуматься, где на самом деле находятся причины экономических проблем Казахстана – внутри страны или же за ее пределами? В самом деле, не могли же пресловутые антироссийские санкции повлиять на позицию Казахстана в ЕАЭС сильнее, чем на позиции Армении, Беларуси, Кыргызстана, да и самой России, в конце концов. В этой ситуации трудности с увеличением "внутрисоюзного" экспорта свидетельствуют скорее об углублении сырьевой зависимости Казахстана, снижение объемов импорта логично будет связать с падением уровня потребления казахстанцев, а обесценение тенге в последние год-полтора – по большей части с внутренними финансовыми проблемами Казахстана. При этом не совсем понятно, кому на казахстанском рынка на самом деле дает конкурентные преимущества девальвация тенге относительно рубля – казахстанским производителям по отношению к российским или же российским по отношению к китайским.
Еще пять-шесть лет назад в казахстанском информационном пространстве была очень распространена риторика об ожидаемом качественном росте казахстанской экономики и ее уходе от сырьевой зависимости вследствие углубления евразийской интеграции, однако даже внутри ЕАЭС Казахстан так и не отошел от своей "сырьевой" специализации. С учетом опыта других стран-участниц союза складывается впечатление, что проблемы Казахстана на ниве евразийской интеграции обусловлены преимущественно внутренними причинами и, в первую очередь, неэффективной экономической политикой, проводимой в стране. Попытки же объяснения воздействием внешних факторов проблем, причинами которых являются просчеты казахстанских государственных органов, зачастую позволяют снять с чиновников ответственность за неверно принятые решения и, в конечном счете, ведут только к усугублению ситуации в стране.
III. Зачем Казахстану ЕАЭС?
Сам по себе ЕАЭС является довольно аморфным интеграционным объединением, а его главный исполнительный орган – ЕЭК – имеет скромный политический вес и, в отличие, например, от исполнительных органов ЕС, не может серьезно оказывать серьезное влияние на внутреннюю политику участников союза. С другой стороны, статистика внешней торговли ЕАЭС свидетельствует, что Казахстан вряд ли может похвастаться серьезными успехами на ниве евразийской интеграции. Более того, маловероятно, что в обозримом будущем эффективность работы казахстанских министерств и ведомств вырастет до уровня, который позволит серьезно увеличить реальную экономическую конкурентоспособность Казахстана. В этой ситуации вполне резонно возникает вопрос о смысле и целесообразности дальнейшего членства страны в ЕАЭС.
Результаты евразийской интеграции обычно оценивают с позиций торговли товарами между странами, в ней участвующими, однако торговля товарами – это далеко не единственная ее составляющая. Так, ЕЭК почти не уделяет внимания логистическому аспекту евразийской интеграции, а в казахстанском и российском информационном пространстве катастрофически мало информации о логистике казахстанских грузов, имеющей серьезную аналитическую ценность. Так, например, в открытых источниках отсутствуют комплексные данные, которые позволили бы сопоставить направления поставок и маршруты, по которым осуществляется транзит казахстанских грузов.
В то же время географическое положение Казахстана диктует свои условия: Казахстан не имеет выхода к морю и вынужден вести экспорт и импорт товаров через территории других стран и, в первую очередь, через территорию России. Особенно значимым в этом свете является тот факт, что экспорт казахстанской нефти осуществляется преимущественно через территорию Российской федерации. Так, согласно отчетности "КазТрансОйл" "в 2017 году порядка 95% экспорта казахстанской нефти шло транзитом через территорию Российской Федерации по нефтепроводам "КТК" и "Атырау-Самара", а также железнодорожным транспортом".
При этом изменение маршрутов транзита нефти в текущих условиях невозможно: казахстанские магистральные нефтепроводы фактически "завязаны" на российскую трубопроводную систему (см. карту магистральных нефтепроводов).
В 90-е годы прошлого века активно обсуждались различные проекты создания транспортных коридоров, которые позволили бы странам Центральной Азии перевозить грузы в обход России. В качестве альтернативы рассматривались различные проекты, наиболее известным из которых была программа "ТРАСЕКА" (TRACECA, Transport Corridor Europe – Caucasus – Asia). Однако реализация этих проектов, по большому счету, не заходила дальше обсуждений в силу вполне объективных обстоятельств. Альтернативные маршруты можно было проложить только либо через очаги фактической или возможной напряженности в Центральной Азии и Закавказье, либо через Иран, постоянно находящийся под западными санкциями. Потенциальные инвесторы прекрасно осознавали проблемы, которые могут возникнуть при реализации этих инициатив, и не стремились вкладывать деньги в довольно сомнительные с точки зрения рисков и окупаемости проекты.
Контроль над транзитными потоками является очень весомым аргументом в разрешении межгосударственных споров. Это не раз подтверждалось на практике – весьма красноречивым примером здесь могут служить "газовые споры" России и Украины. В случае возникновения серьезных межгосударственных противоречий (а они наверняка возникнут, если Казахстан решит демонстративно выйти из ЕАЭС по собственной инициативе) пресловутая "труба" станет весьма эффективным рычагом, при помощи которого Россия сможет давить на Казахстан. Переориентировать же в разумные сроки казахстанские экспортные грузопотоки в случае повышения транзитных тарифов или же прямого запрета на транзит грузов будет попросту невозможно.
В то же время членство в ЕАЭС/ТС дает Казахстану вполне осязаемые гарантии доступа к транзиту нефти через российскую территорию. Так, 9 декабря 2010 года между странами-участницами ТС было заключено соглашение "О порядке организации, управления, функционирования и развития общих рынков нефти и нефтепродуктов Республики Беларусь, Республики Казахстан и Российской Федерации", в котором был закреплен одинаковый порядок доступа к системам транспортировки нефти стран-участниц ТС и условия использования трубопроводов, в том числе тарифы на транспортировку нефти.
Впоследствии нормы этого соглашения были закреплены в Договоре о создании ЕАЭС (ст. 84 и приложение 23). Таким образом, членство Казахстана в ЕАЭС позволяет казахстанским нефтедобывающим компаниям пользоваться российскими трубопроводами на одинаковых с российскими компаниями условиях и гарантирует беспрепятственную транспортировку казахстанской нефти на мировые рынки по территории России.
С другой стороны, при создании ЕАЭС особое внимание уделялось возможностям использования транзитного потенциала его участников в рамках реализации китайской инициативы "Один пояс и один путь", предполагающей создание ряда сухопутных транспортных коридоров для доставки китайских товаров в Европу через территории России и Казахстана. Реализация транзитного потенциала Казахстана в данном случае во многом зависит от его членства в ЕАЭС: привлекательность маршрута через его территорию для китайских экспортеров существенно возросла после того, как между Казахстаном и Россией исчезла таможенная граница.
Таким образом, выход Казахстана из ЕАЭС, к которому настойчиво призывают некоторые известные в стране персоны, может повлечь за собой некоторые довольно неприятные последствия. Более того, то аморфное состояние, в котором ЕАЭС пребывает с момента его создания, в целом выгодно для Казахстана, так как не накладывает на него каких-либо дополнительных политических обязательств.
Впрочем, деятельность ЕАЭС критикуют не только в Казахстане. В российском информационном пространстве тоже нередко озвучиваются весьма неоднозначные оценки результатов евразийской интеграции. Конечно, подобные оценки пока еще не стали элементов информационного мейнстрима, как это произошло в Казахстане, однако далеко не факт, что отношение России к евразийской интеграции не изменится в будущем. Поэтому не стоит полностью исключать вероятности того, что в конечном итоге инициатором кардинального реформирования или даже демонтажа ЕАЭС выступит именно Россия, а не Казахстан.
Перепечатка материала запрещена для всех СМИ. В случае нарушения авторских прав редакция обратится в суд.
